Репетиция у музыканта сродни подготовке к какому-нибудь важному священному ритуалу. А сам концерт — это и есть ритуал, музыкальное приношение великим классикам, таинство, к которому приобщаются и зрители, на мгновение попадающие в другой мир — непостижимый и прекрасный. Орган занимает особое место в музыкальном мире. Пришедший в элитарную культуру ...
Репетиция у музыканта сродни подготовке к какому-нибудь важному священному ритуалу. А сам концерт — это и есть ритуал, музыкальное приношение великим классикам, таинство, к которому приобщаются и зрители, на мгновение попадающие в другой мир — непостижимый и прекрасный.
Орган занимает особое место в музыкальном мире. Пришедший в элитарную культуру из церкви, этот инструмент несет в себе наибольшую духовность и глубину, нежели все остальные «участники» музыкального пантеона.
Кто же тогда органист, единственный (не считая дирижера) музыкант в оркестре, сидящий спиной к зрителям. Этот и другие секреты нам раскрыла Мария Блажевич — органистка Тюменской филармонии, участница набирающего популярность ансамбля «Барокко».
— Я играю помимо органа еще на фортепиано и клавесине, — рассказывает Мария. — У меня не было такого старта, как у других органистов: я не интересовалась органом с детства. Даже музыку фортепиано люблю несколько больше, чем органную. Это две разные плоскости, и рядом их ставить нельзя. Мне нравилось звучание органа, в музыкальной школе я ходила в польский костел на органные концерты, но заниматься возможности не было. Я думала, что этому учат где-нибудь в Питере или Москве, но когда шанс научиться появился в Тюмени (!), я сразу приступила к занятиям. Впервые прикоснувшись к нашему маленькому органу, уже не могла от него оторваться. Ведь это совершенно иное ощущение. Если фортепиано — это все-таки выражение чувств человеческих, то орган — нечто более высокое. Это музыка, которая всегда связана с неким высшим миром. И если спрашивать о том, что я люблю больше, то вряд ли я смогу ответить. Это зависит от настроения.
Орган привлек Марию, когда она заканчивала I курс филиала Уральской консерватории. Она познакомилась с органистом из Екатеринбурга Анатолием Маршалловым, который создал в Тюмени орган-класс, где Мария прозанималась 1,5 года. Потом класс закрыли в связи с ремонтом и из-за проблем с деньгами. После годичного перерыва Мария поехала в Казань, где ей преподавал сам ректор Казанской консерватории — органист Рубин Абдуллин. Все лучшие на сегодняшний день органисты в России вышли из-под его крыла.
— Не стоит и вопрос о том, что сложнее — фортепиано или орган, — продолжает Мария. — Для того чтобы хорошо играть на органе, надо владеть на должном уровне техникой фортепиано. Знаете, почему российские органисты самые сильные в плане техники? Потому что все они выросли из пианистов. На Западе по-другому. Там органистом сможет стать хоровой дирижер. Потому что органист — это кантор, церковный музыкант, он должен и хором дирижировать, и еще на каких-то инструментах играть, в общем, мастер на все руки. Получается интересно: органная культура развита на порядок выше, зато нет такой отточенной техники, как у русских. У органа — педальная клавиатура, она требует долгого привыкания. Нужна хорошая координация движений. Я считаю, что если пальцы хорошо по клавишам бегают, то и к педалям легко приноровиться. Тем не менее привыкать приходится каждый раз заново, когда с фортепиано на орган пересаживаешься и наоборот.
В 2005 году Мария получила диплом по специальности «Фортепиано». В марте этого года ей предстоят госы по органу.
— Я согласна с бытующим мнением относительно того, что орган больше подходит для церкви. Так и есть. Но я не могу однозначно определить этот инструмент как мрачный и серьезный. Он может быть и торжественным, и ликующим. Другое дело, что любая музыка, даже светская, звучащая на органе, в первую очередь ассоциируется с церковью. Вообще церковный органист понимался еще со средних веков как связующий проводник между Богом и человеком. Тот же орган — словно проповедник церковный. И вся органная музыка строится как раз на этом понимании. Барочно-органная музыка, Бах, и все те, кто перед ним, — вся эта германская школа строится на основах музыкальных проповедей.
Однако многие органисты в Бога не верят. Есть, к примеру, такая тенденция, что орган в России должен быть светским инструментом, никак не связанным с церковью. То есть надо строить инструменты, которые по типу своему подражали бы оркестру. Наш орган — церковный, он не должен стоять здесь, у нас, поэтому нужно играть церковную музыку Баха, а не переложения того же Пьяццоллы.
Мария совместно с оркестром
— Самый лучший орган, который я видела и слышала, находится в Голландии в небезызвестной церкви Сан-Полон. На нем играли такие мировые классики, как Моцарт и Лист, — делится впечатлениями Мария. — В эту страну я попала около двух лет назад на мастер-классах летней школы органистов. Эта школа проходит раз в два года. Нынче, возможно, я опять там побываю. Мы занимались на 6−7 органах, ездили по разным городам Голландии. Нам давали уроки профессионалы из Германии, Италии, Франции. Там, безусловно, самые лучшие инструменты. У нас хорошие органы в Казани. Их там два… Вообще-то три, но один, такой как наш, в Казани за орган не считают (смеется). А один — большой, голландский «Плентроп» с 80 регистрами (регуляторы на органе для изменения звука. — Прим. авт.). Наш «малыш», в принципе, не такой уж плохой. Не стоит измерять качество звука органа количеством регистров. Например, в Свердловске — орган с 70 регистрами. Я играла на нем — звучит не очень. Наш инструмент отлично подходит для музыки Моцарта, для Баха и композиторов его эпохи. Здесь не сыграть романтику, можно, допустим Мендельсона, но с погрешностями, а XX век вообще будет довольно странно звучать. А еще наш орган для занятий очень хорош. Кое-кто из органистов, заезжающих к нам, говорит, что если на этом органе хорошо сыграешь, то на всех остальных уж точно получится. Здесь каждая нота слышна, и любой малюсенький промах превратится в большой, потому что будет без труда замечен слушателем. Сейчас популярность органа растет, люди с удовольствием ходят на концерты. Им и такой инструмент приятно послушать. Вначале я тоже думала — здорово, супер, но потом, послушав другие концерты, понимала, что не хватает силы, мощи. Однако если закрыть глаза, то можно представить себя в другом времени, пространстве. Орган это позволяет. Когда его слушаешь, кажется, что нет этого маленького зала, нет времени, нет инструмента, музыканта, есть — речь Вселенной.
В прошлом году дирижер оркестра «Камерата Сибири»
В январе этого года ансамбль «Барокко» совершил «музыкальное приношение» двум великим юбилярам этого года: Генделю — 320 лет со дня рождения и Моцарту — 250 лет со дня рождения. На этом чествование любимых классиков в нашем городе завершилось.
— Я считаю, что мы сделали все, что от нас зависело, — поясняет Мария. — Да, читала я недавно одну статью о том, что празднование было организовано плохо и заключалось лишь в нашем концерте и мероприятии в ресторане «Моцарт». Но ведь это город такой, и большего ждать не приходится. Если сами ничего не сделаем, никто не сделает. Для культурного уровня Тюмени, не очень высокого, этого вполне достаточно. Все-таки не Вена и, тем паче, не Зальцбург.
Однако музыкальные пристрастия у Марии явно на уровне европейских колыбелей классики.
— Но отмечу, что с возрастом вкусы меняются. В музыкальной школе очень нравился Гайдн, в подростковом возрасте полюбила Шопена — романтика, чувства. Сейчас моя жизнь связана с органом. И в этой области самый любимый, великий для меня — это Бах. Вообще для органа написано в тысячу раз меньше хорошей музыки, чем для фортепиано. Конец XIX — начало XX века изобилует второсортными композиторами. Но все спасает Бах. Еще можно выделить Франка — это романтика конца XIX века — очень глубокий композитор. Из XX века — Жан Аллен. Если касаться эпох подробнее, то мы видим, что в эпохе барокко преобладает орган — символ земли, мироздания, Бога. Позже в органе стали видеть некое чудо техники, диковинное изобретение. Вот и получается: три пьесы у Моцарта, и то для органа, как для автоматической шарманки, без органиста. У Гайдна — 45 маленьких, но довольно милых пьес, и у Бетховена несколько. Им было ближе фортепиано — другие мысли, другие чувства. То же самое и романтики, среди которых Шуман, Лист, Брамс, Мендельсон и Франк. И то — это те композиторы, для которых Бах был высшим ориентиром. Они пытались обратиться к высшим мирам, Богу. Я не могу сказать, что фортепиано не выражает чувства. Смысл в том, что на нем можно играть и тихо, и громко, и постепенно передавать разные тонкие оттенки. А звук органа один, он длится долго-долго, бесконечно, пока нажимаешь на клавишу. И потом, там больше не динамики, а статики пребывания в каком-то одном состоянии. И именно те композиторы, которые стремились и в своей жизни к таким вот состояниям, обращались к органу после эпохи барокко.
Иногда Мария и сама пробует сочинять музыку.
— Я писала очень много в музыкальной школе. Писала романсы на стихи Серебряного века, в конкурсах первые места занимала. Писала, не зная никаких правил. Да и какие правила в 10−11 лет? В училище, когда начали изучать гармонию, стало понятно почему-то, что все уже создано, что ничего нового уже сделать нельзя. Поэтому в училище это потихоньку сошло на нет. Но в Казани я снова начала писать. У нас был предмет — органная импровизация. Написала я несколько современных миниатюр для фортепиано и один романс. Но уехала, и опять все затихло. Да и некогда… Некогда мысли записывать! (Смеется). Что-то я могу прямо сейчас сыграть на диктофон, на мини-диск… А так… Вот недавно колыбельную для дочки написала. Есть у меня романс на философские стихи, о вечности, называется «Время». А сочинил знаете кто? Казанский хирург! Вот такие сочетания попадаются.
Интересно, а что чувствует человек в последнюю минуту перед выступлением?
— У меня нет страха. Волнуюсь, конечно. Но волнение бывает разное — подъем и паника. Я все же испытываю волнение — подъем. Большое удовольствие — выйти и сыграть. Но и проблем достаточно. У меня чувства над разумом превалируют. С этим я и борюсь. Я слишком темпераментна и порой забываю о том, что нужно еще и думать. Орган этому помогает, так как он больше связан с «рацио», чем с «эмоцио».
У Марии есть заветная мечта — открыть замечательную, идеальную во всех смыслах музыкальную школу. Это было сказано с такой красивой улыбкой, что стало ясно: мечта сбудется. Ведь человек, который светится изнутри, сможет все!«Тюменские известия»
