Субъективно: "Однажды в провинции"

Режиссер Катя Шагалова показала себя мистификатором. Ее фильм «Однажды в провинции», представленный накануне в «Синема-парке», затрагивает тему с одной стороны заезженную, с другой — крайне сложную, — проблемы российской провинции. На этом фоне драма поколения изломанных войной молодых мужчин постепенно уходит на второй план, уступая место криминальному жанру, а потом и вовсе экзистенциальной драме. По сюжету актриса Анастасия приезжает в некий глухой провинциальный городок Улетово к сестре, с которой долгое время после семейной ссоры не поддерживала отношения. Когда-то Настя рассказала отцу генералу о любовной связи Веры с одним из его подчиненных. Отец выгнал Веру из дома, а ее избраннику, судя по всему, устроил перевод в горячую точку. О Насте на протяжении всего фильма узнаем и того меньше: у нее все было хорошо, но потом что-то случилось, и она решилась на вынужденный дауншифтинг. Что, почему? Оставлено без объяснений. С героями приключается «свежая» история: бытовая ссора с дракой и поножовщиной подводит одну из героинь, несправедливо обвиненную, под статью. В итоге до суда дело не доходит, происходит нелепая случайность, приводящая к смерти героини. А унылая вереница заводских рабочих все также бредет на работу под неистребимые «Белые розы». Тематической китчево-безыскусной наивности безусловного хита «Ласкового мая» в фильме соседствует хит группы «Кипелов» «Я свободен». Если «Белые розы» звучат условно — над происходящим, с высоты громкоговорителя, то Кипелова герои слушают много, с удовольствием, и сами поют эту песню. Какие отношения между этими двумя состояниями? Похоже, гармоничные. Сиротство и юродство дополняются безответственностью в том смысле, что от героев действительно ничего не зависит. Время и место действия в фильме театрально условны. Унылая пора между осенью и зимой, грязь, облетевшие листья, лужи, непогода. Узкие улочки, одноэтажные деревянные домики, обшарпанные двери, темные коридоры общаги. Режиссер, используя растиражированные образы, настраивает на мысли, что такая история могла произойти где угодно. Шагалова использует беспроигрышный козырь. Тема провинции — самая горячая в постсоветском искусстве. Сразу на ум приходят как минимум «Свободное плавание» Бориса Хлебникова, невразумительные «Игры мотыльков» Андрея Прошкина, милые «Именины» Валерия Наумова и Андрея Черных. Прибавьте к этому еще «Облако-рай» Николая Досталя, «Груз 200» Алексея Балабанова, «Эйфорию» Ивана Вырыпаева, а также множество новейших пограничных фильмов о том, как провинциалы стремятся покинуть свое унылое гетто и устремляются в столицу за сбычей мечт. Под провинцией можно понимать особое этическое и эстетическое пространство, не просто место ссылки, изгнания, но пространство во всех отношениях ограниченное, обделенное, зависимое, замалчиваемое и патетически жалкое. Чистилище. Одновременно с этим — в провинции есть место надежде на возрождение, на возвращение истинных ценностей, только, пожалуй, не в этом случае. У Шагаловой ее условная провинция претендует на одну из важных, основополагающих ролей в истории. Об этом говорит и название, и исходные условия игры, когда Улетово становится местом ссылки для главных персонажей, сестер Насти и Веры, и супруга Веры Николая. Шагалова словно подчеркивает, что герои не по своей воле выбрали для жизни это место, они были вынуждены здесь поселиться, у них нет другого выхода. И судя по всему, Улетово, безысходность, уныние, царящее здесь, становится точкой отсчета в произошедшей трагедии. В итоге у Шагаловой получается очень простая и очень неожиданная вещь. Она на самом деле никого не обвиняет в том, что ее герои заливают водкой пережитые на войне страхи, ведут себя, как последние подонки, унижая местного сумасшедшего, лупят скинхэдов, таким образом воспитывая толерантность к иноверцам, а потом лупят своих женщин и друг друга. Вроде как никто не виноват. Ни строй, ни власть, ни сами герои. Бремя поисков ответа на этот извечный вопрос падает на зрителя. Автор награждает себя полной мерой безответственности. Единственная, на кого можно было бы свалить часть этой неблагодарной работы, это персонаж Любови Толкалиной. Она играет то ли карикатурного, то ли концептуального персонажа: местного участкового, которая уже успела стать бабушкой, увлекается фэн-шуем и пишет стихи, — фрик, философ, матрона и страж порядка одновременно. Толкалина, может и хорошая актриса, но образ пожилой экзальтированной ментессы, это для нее как-то слишком. Кроме того, именно этот условно положительный, но очень противоречивый и неоднозначный персонаж и обязан вывозить конструктивный смысл картины. Больше просто некому. Катя Шагалова сняла фильм, лишенный ясно сформулированной идеи, центра тяжести, главного героя, четко поставленного акцента. Получился такой обтекаемый продукт, не лишенный правдивых интонаций. В полном согласии со своим уклончивым, ни о чем не говорящим, размытым названием, фильм не задает вопросов и не отвечает на них. Режиссер начинает и заканчивает фильм тихими статичными, симметрично построенными планами: светящееся в темноте окошко и человек на мосту. И в том и в другом случае добавлена сцена — черная вереница людей, бредущих на завод. Выписывая эту траурную процессию заводчан, автор замыкает историю в кольцо. Пожалуй, из этой ловко расставленной ловушки персонажам уже не выбраться. Герои, замыслившие побег — погибают. Остальные покорно бредут в процессии, и, похоже, будут брести вечно, нахохлившись и поглубже засунув руки в карманы, под те же вечные «Белые розы». Случайная или намеренная, но эта тотальная замкнутость — главная удача фильма, спотыкающегося на сценарии и героях.