В Тобольске с лауреатом «Нацбеста» состоялся «фанатский» разговор.
Литературный фестиваль «Сибирская Ипокрена», занявший семь дней и представивший более 50 встреч и более 30 спикеров, оказался мозаикой, в которой взгляд всякий раз выхватывал новые фрагменты одного и того же изображения. Для кого-то открытием могла стать встреча с земляками, представлявшими на фестивале Тобольск и Тюмень, для кого-то — с известными писателями и столичными литературными критиками, увлеченными, и потому легко увлекавшими за собой в описанные миры. Верно одно — для каждого фестиваль был разным, и охватить его весь, побывать на всех площадках в двух городах было бы невозможно.
Но максимальное количество заинтересованных в современном литературном процессе вечером выходного дня 21 июля смогли прийти и приехать в Тобольск на встречу с поэтом и писателем Алексеем Сальниковым, лауреатом премии «Национальный бестселлер» этого года. Его роман «Петровы в гриппе и вокруг него» был восторженно принят как критиками, так и читающей публикой. Встречу провел литературный критик Константин Мильчин, один из кураторов фестиваля. Состоявшийся разговор он назвал «фанатским». И хотя большинство пришедших триумфального романа еще не читали, вслушивались в разговор с не меньшим интересом, чем уже «отгрипповавшие» поклонники.
Алексей, пытавшийся, казалось, занимать как можно меньше места и как можно реже смотреть на десятки пришедших на встречу читателей, отвечал на вопросы Константина и своих читателей просто и, почувствовав громадную поддержку зала, много шутил. Некоторые из ответов и импровизаций, прозвучавших в тот вечер, перед вами.
Об однозначности трактовки
О том, что Петровы сработают «странно», я не догадывался. Для меня это была вполне очевидная история, когда я ее писал. В итоге у меня появилась собственная трактовка, что вся дичь, что творится вокруг Петрова-старшего и Петровой, — это то, как домысливает их сын, чем занимаются родители, когда они отсутствуют дома. По-моему, это даже интересней, чем если бы их вообще не было.
О двойном дне героев
Вообще это нормально, когда у героев двойное дно. …О чем мы вообще хотели поговорить? Я тут задумался о глубине дна… И не настолько уж оно глубокое. Вот, к примеру, в Петербурге ко мне подошла женщина. Она сказала: «За свою долгую жизнь, молодой человек, я, между прочим, испытывала несколько раз очень сильное желание кого-нибудь зарезать. Так что свою героиню вы не считайте там такой уж экстремальной». И ушла, так и не сказав, хоть раз она это сделала или нет…
О Джойсе
Конечно, да. [Роман -] это уважительная отсылка к нему. Полностью подражать Джойсу смысла нет. Не то чтобы я пытался, это само собой вышло, что там есть упоминания многих авторов. Просто потому, что они на меня позитивно повлияли.
О свердловском Аиде
А это забавно! Идея возникла, когда я прочитал Борхеса, его рассказ, который я не помню. Там боги выходят, старые, забытые, и герои убивают их всех. Как царскую семью, значит. И сразу родилось такое, что Аид должен жить в Свердловской области. И эта мысль с ранней юности мимоходом витала, витала. И, видимо, это вылилось все-таки во что-то конкретное.
Константин Мильчин: «Смотрите, как получается: Тюменская область — Ипокрена, Геликон, Свердловская — Аид. Без намеков!»
Об Одиссее
А вот Одиссей — нет, нисколько, никоим образом [не подразумевался в романе]. Просто хотелось сохранить наши юные приключения с другом, и все. Когда он меня застигал, мы с ним оказывались в непредсказуемых совершенно местах. И это хотелось как-то зафиксировать. И он, кстати, это угадал. Сказал: «Очень похоже на наши с тобой приключения».
О катафалке
Ну, это случайно. Я много говорил о том, что, действительно, была история. Меня заметил по соседству работавший молодой человек и из автобуса вытащил в катафалк, чтобы подвезти до работы. Они остановили автобус, сказали: «Давай, Леха, выходи, хватит ломаться!» И меня тогда чуть ли не выпихнули из автобуса, чтобы я не выделывался и быстрее выходил.
О Москве
О, я хотел сказать про Москву как раз! Тоже эта мысль возникла уже по поводу булгаковского романа «Мастер и Маргарита». Почему москвичей удивило то, что дьявол появился в Москве? Для всей остальной России было бы удивительно, если бы он оттуда хотя бы на пару суток уехал.
О том, что нет неважного (по следам беседы с писателем Дмитрием Даниловым)
Обыденная жизнь, и правда, интереснее, просто мы не замечаем этих связей, некоторые истории не можем полностью проследить. Может, ехали вместе, там, бывшие друзья детства, которые даже и не помнят друг о друге, разные судьбы прожили, и тут снова встречаются. Мы не видим этих связей. А из таких мелочей жизнь и складывается, по идее, из мимолетно сказанных слов.
О романе
Сначала был кусок главы до того, как Петров пересаживается в катафалк. И все. Ну и были безумные герои, которые вместе нормальные, поэтому они не замечают того, что они ненормальные, а по отдельности каждый вообще совершеннейший психопат. И что с ними делать, я не знал. А потом внезапно придумалась глава про Снегурочку, вот эта последняя. Когда она придумалась, я аж засмеялся. Среди ночи, причем. Даже записывать эту мысль не стал. Понял: это я запомню. Поставил «скобки» — обозначил начало и конец романа. И, видимо, стишки меня приучили к некому чувству объема [эти скобки заполнившего].
О творчестве
Процесс творчества какой? Голова тебе подсказывает, что будет дальше. Ты говоришь, допустим: да ну, какая-то фигня. Или заставляешь голову: давай придумывай! А она такая: а я сегодня не хочу. Ты: нет, давай придумывай! Голова: ну на тебе, подойдет? Ты: не совсем. Голова: а вот это? Он, в общем-то, так и протекает, процесс творчества. Мы собственного мышления-то сторонние наблюдатели подчас, не то что творчества. Поэтому автор работает неким наблюдателем и оценивателем того, что ему предлагает мозг, который получает задачу и на нее как-то отвечает. Как на математическую или любую другую.
Любой роман — это некий химический эксперимент всегда, мне кажется.
О героях
Я не властен над своими героями, и никто над ними не властен. Герои, постепенно набираясь подробностей, становятся живыми людьми. Такой же проекцией в голове, как каждый из наших знакомых. <… Они там начинают ссориться, когда их не просят. Их просят по сюжету двигаться, как людей нормальных! …> Герои становятся неотличимы от живых людей. Почему они не должны обладать свободой воли?
О правилах игры
Сейчас подумаю… А! Не делать главного героя прям Героем. В таком фэнтезийном понимании. У меня это никогда не Герой, а какой-то средний человек.
О слове
Я стараюсь все-таки не затрагивать слишком интимную часть своей жизни, стараюсь придумывать коллизии некие. И отчасти я рад тому, что текст потом сам собой складывается из уже заложенных в начале правил.
О Комик-конах
Вот сейчас появились Комик-коны. А у нас существует огромное сообщество литературных гиков, существует масса своих супергероев, поэтов. И люди восхищаются людьми, которых никто не знает, как на Комик-конах, где носятся с теми же второстепенными героями из Стартрека. По идее нужен Поэ-кон, как называть, не знаю, где вместо комиксов стихи.
Мильчин: — Так, а кто у нас стихический супермен?
Сальников: — Гандлевский, например. Или говорят: Владимир Семенович Высоцкий! Почему Владимир Семенович-то, блин? Или вот еще Есенин.
М.: — Есенин — это бэтман.
С.: — Ну, а Высоцкий — супермен.
М.: — Человек-паук это как раз…
С.: — Евтушенко… Кстати, похож ведь!
М.: — Росомаха?
С.: — Пригов!.. Такой же бешеный!
М.: — Так, а Дэдпул?
С.: — Ой, это уже кто-то… Иртенев, я не знаю…
М.: — Люди Икс?
— Обэриуты, — крикнула из зала профессор Наталья Дворцова.
М.: — Хорошая игра, так можно до бесконечности.
С.: — Ксавье — Мандельштам.
М.: — А Пушкин кто тогда?
С.: — Это из прошлого. Видимо, потом перезапуск Вселенной произошел.
О писательской кухне
Пишу когда как. Иногда чувствуешь себя режиссером: вот это неправильно, они сыграли — не так. И иногда приходится выдавливать нужную игру. Пока не сыграют так, как понравится мне, герои должны повторять снова и снова. Да, иногда удаляю какие-то куски, иногда — полностью что-то удаляю. И не жалко. Я даже не сохраняю ничего такого, просто удаляю. Хорошо, что есть текстовый редактор, ты что-то удаляешь, и для тебя этого куска текста уже не существует. Не то что возвращаться потом бумажки перебирать, допустим, спустя 15 лет, приговаривая: ах, как это хорошо! Нет.
О жути
Мне с моими персонажами — не жутко. Это же выдумки. Но иногда они говорят такие вещи, после которых я отхожу от текста и думаю: все-таки перебор или не перебор? Но потом чаще всего оставляю их фразы дикие. А поступки их меня не пугают… Ну это же, Господи… Мушкетеры вон кучу народу зарезали от начала и до конца, и не всегда даже, собственно, по поводу.
О творческих планах (неизбежно)
— А сейчас что пишете? — голос из зала.
— Роман, — невозмутимо отвечал автор двух романов.
— Так, так, так, та-ак! — интонировал напряжение момента Константин Мильчин.
— Так я уж давно его пишу! — оправдывался автор. — Этим летом как раз хотел закончить. И так получается, что меня как-то слишком много! В этом году.
— Дайте, пожалуйста, — мне не надо, хотя бы Тобольску — пару спойлеров?
— А там про стишки! Очень будет весело. Про стишки, которые пишет женщина.
_И когда взявшийся невесть откуда после жаркого дня ледяной тобольский ветер окончательно заморозил сидящих в футболочках любителей литературы, а вопросы иссякли, решено было, наконец, отпустить автора. Но не так сразу. Некоторое время он еще не мог уйти, выполняя почетную повинность знаменитости и подписывая всем желающим небольшие томики Петровых с прохладной зеленью на обложках. И у меня теперь тоже такая есть._
Фестивальная неделя вылилась в мелькание лиц, мерцание разговоров, вспышки впечатлений, бряцание именами и названиями, дрожание над книгами, которых было действительно много. И дуга книжных белых палаток, где представили по специальным ценам свои книги почти шестьдесят издательств, то и дело становилась бермудским треугольником, в котором на некоторое время пропадали живые люди.
Слова из книг, о книгах, над книгами, вокруг них, их бумажный шелест, их тяжелые проекции — в прошлое и будущее, скрежеща, спорили с настоящим, с палящим солнцем и холодным тугим ветром, пытавшимся унести казавшиеся ненадежными белые палатки, хлопавшие полотнищами, как крыльями на взлете.
И уже после фестиваля стало понятно, как далеко ушла волна Ипокрены на этот раз. В междугородней маршрутке Тобольск — Тюмень один из пассажиров, говоря по телефону, сообщил невидимому собеседнику: «Да тут фестиваль был, по книжке…»
_Напомним, громадный литературный фестиваль в древнем сибирском городе организован в рамках благотворительной программы СИБУРа «Формула хороших дел». Кстати, в отношении многоликого фестиваля слова о том, что в одну воду нельзя войти дважды, оказались бы не вполне правдивыми. Организаторы позаботились о тех, кто не смог побывать на всех интересных ему мероприятиях. Видеозаписи части событий доступны на странице «Сибирской Ипокрены» во Вконтакте._
