Герой очередного народного интервью на "Вслух.ру" – дирижер, скрипач, заслуженный деятель искусств России и Украины Антон Шароев. – Предлагаю начать беседу с новостей. Похоже, самый актуальный вопрос задала Елена из Тюмени: "Ваш театр "Пикколо" создан уже год назад, но состоялись только две премьеры – "Человеческий голос" и "Служанка-госпожа". Какие ...
Герой очередного народного интервью на «Вслух.ру» — дирижер, скрипач, заслуженный деятель искусств России и Украины Антон Шароев. — Предлагаю начать беседу с новостей. Похоже, самый актуальный вопрос задала Елена из Тюмени: «Ваш театр „Пикколо“ создан уже год назад, но состоялись только две премьеры — „Человеческий голос“ и „Служанка-госпожа“. Какие дальнейшие планы?». — Недавно состоялось совещание у замгубернатора Тюменской области Натальи Шевчик, в котором участвовали глава комитета по культуре Евгений Негинский, директор филармонии Михаил Бирман и я. На этой встрече было принято решение о бюджетной поддержке мини-оперного театра «Пикколо». ООО «Театр „Пикколо“ Антона Шароева» — я теперь занимаюсь малым бизнесом! Я сдал сметы на три спектакля. Первым заказом будет «Моцарт и Сальери» Римского-Корсакова. Работу начнем с нового года. Начав изучать творчество Сальери, я понял, что это гений. И теперь, слушая Бетховена, я слышу в нем его учителя. Сальери создал Бетховена как великого музыканта, и Бетховен признал это. Кстати, он не мог поверить, что его учитель убил Моцарта. К 200-летию Моцарта вышла книга американского ученого «Сальери и Моцарт», где он документально доказывает, что Моцарт завидовал успеху Сальери и пытался все время преодолеть его авторитет… Но Пушкин отвел Сальери роль злого гения и сделал это потрясающе, затмив все другие варианты этой истории. И если брать за основу версию Пушкина, то в каждом из нас живут и Моцарт, и Сальери. Эту двойственность подчеркнет то, что в нашей постановке обе роли исполнит бас Владимир Огнев. Спектакль в этом варианте никогда не ставился. Это будет диковинка, новинка. Даю слово, он уйдет за пределы Тюмени и России! И заняты-то в нем оркестр из шести человек, дирижер и один певец. Всего восемь человек решают оперу, для которой строят громоздкие декорации на больших подмостках. Во втором квартале 2008 года я собираюсь поставить оперу, которую для «Пикколо» пишет замечательный украинский композитор Евгений Станкович. Для меня Россия и Украина взаимосвязаны. Я как будто ношу два эполета: с одной стороны, заслуженный деятель искусств Украины, с другой — заслуженный деятель искусств России. Я проработал в Киеве 16 лет, создал коллектив — лучший в моей жизни, который уже существует более 40 лет, объездил полмира, стал одним из сильнейших в Европе… В Киеве у меня состоялись премьеры произведений многих композиторов Украины. Вокруг Киевского камерного оркестра возник круг композиторов, которые писали для него, конкурировали. 31 октября я дирижирую Национальным симфоническим оркестром Украины в Колонном зале Киевской филармонии. Я приглашен первым иностранным дирижером в серии «Дирижеры разных стран» и горжусь этим, честно говоря. В тот же день я надеюсь получить от Станковича если не всю, то хотя бы половину оперы. Третье — более сложный проект, первая русская комическая опера «Санкт-петербургский гостиный двор» Василия Пашкевича. Балет, фольклорный ансамбль, десять человек из драматического театра, оркестр и восемь солистов, — а это уже большая постановка. Это сочинение пролежало 200 лет нетронутым. Так же, как «Алкид» Бортнянского, который я заново открыл. Так же, как «Христос» Рубинштейна, пребывавший 115 лет в забвении. Я давал пока фрагменты, но теперь, надеюсь, в одном из крупнейших оперных театров страны состоится постановка «Христа». Это моя центральная линия, ведь я последний мужчина в роду, способный выполнить эту миссию. — Антон Георгиевич, тут самое время перейти к следующему вопросу от наших читателей. «Правда, что ваш дедушка — Антон Рубинштейн? Вас назвали в его честь?» — спрашивает Татьяна из Тюмени.— Не дедушка, а прадед… Конечно, никаких документальных доказательств нет. Но… Моя семейная линия — внебрачная. Я могу рассказать подробно. Мой отец и моя мама — без моего ведома — родили меня ровно через сто лет после рождения Антона Рубинштейна и дали его имя. Мой брат, он родился через год после меня, получил имя Иоаким, в честь деда. Был такой замечательный баритон — Иоаким Викторович Тартаков. Он родился в Одессе, в семье Тартаковых, и, наверное, только его мама знала, что она согрешила. Но согрешила с гениальным человеком, с потрясающим мужчиной, мужчиной столетия. Некоторые грешат направо и налево, а она согрешила с великим музыкантом. И родился великий певец. Он дебютировал в Одессе в 16 лет, когда у него появился замечательный голос. Его опекала мама Антона Рубинштейна. Вскоре Тартаков приехал в Санкт-Петербург к Рубинштейну, который основал и возглавил первую в России консерваторию, с рекомендательным письмом от мамы. Тартаков пел Рубинштейну его романсы. И даже вступил в спор с автором, как надо эти романсы исполнять. Тем не менее его приняли в консерваторию, он занимался у одного из лучших в Европе педагогов по вокалу Камилло Эверарди. После консерватории Тартаков работал в Одесском оперном театре. Потом уехал в Киев и стал там звездой. Он был похож на Рубинштейна, овал лица, все прочее… только красивее. Он вызывал безумнейшие страсти у женщин. В него влюбилась дочь генерал-губернатора Киева и выкинулась из окна с пятого этажа от несчастной любви. В 24 часа Тартаков был выдворен из Киева. Он поехал в Москву, работал какое-то время в театре Зимина. Потом снова появился в Петербурге. Мой отец произошел от Тартакова тоже вне брака. Тартаков был знаменитым артистом, его фотографии ходили по всей стране. Он был признан лучшим исполнителем Демона, Онегина. Композиторы, вплоть до Чайковского, посвящали ему романсы. Он имел звание, которого удостаивались единицы, в том числе Шаляпин, — Солист Его Императорского Величества. К сорока годам Тартаков возглавил Мариинку: был одновременно главным солистом-баритоном, главным режиссером и директором театра в течение почти 20 лет. Моя бабушка Ксения Григорьевна Шароева происходила из патриархальной семьи тбилисских армян, князей. Сейчас еще есть дом в Тбилиси, на проспекте Руставели, напротив оперного театра: шестиэтажный дом, которым владела моя фамилия. Бабушка приехала в Петербург, училась у того же Эверарди. Уже через год-полтора, в 19 лет ее взяли солисткой в Мариинский театр. У них с Тартаковым случился роман, они жили вместе шесть лет. Бабушка за эту внебрачную связь была отлучена от семьи. Ее первый ребенок умер в раннем возрасте, во время родов бабушка сорвала голос и не могла больше петь. Потом родился мой отец, но вскоре Тартаков их бросил — женился на одной из княгинь Шаховских. …Я запомнил с детства афиши концертов в Курзале Кисловодска. Шаляпин, великий актер Качалов, Тартаков ездили всей компанией. Мой отец тоже ездил, на афише он назывался не Шароев, а Георгий Тартаков — аккомпанировал своему отцу. Отец учился у знаменитой пианистки Есиповой, которую еще Рубинштейн пригласил в консерваторию. Учился вместе с Сергеем Прокофьевым. Отец называл его нахалом! Уроки у Есиповой проходили публично, в присутствии гостей со всего мира. И она вызывала учеников поочередно. Прокофьев входил и садился играть без приглашения. Она его прощала, уже понимая: растет великий музыкант. Как и многие музыканты, мой отец уехал во время гражданской войны из Питера в Кисловодск. Потом в Баку, где он с коллегами основал консерваторию. Там все знали, что он внук Рубинштейна. Я недавно был приглашен на 115-летие отца в Баку, где меня принимали как мировую звезду вместе с моей дочерью Натальей, пианисткой. Там висели портреты Рубинштейна, Тартакова, моего отца и нас с братом. На столетие Рубинштейна моего отца приглашали в Ленинград как внука. Когда в Петербурге отмечали 175 лет со дня рождения Рубинштейна, меня пригласили как его правнука. Я читал доклад и показывал фильм об опере «Христос». Фильм «Забвение Христа» сняла в компании «Регион-Тюмень» Людмила Лихотоп; он получил вторую премию на конкурсе музыкальных фильмов в Праге. Запись я подарил консерватории, как и диск с фрагментами «Христа». В консерваторском музее есть слепок руки Рубинштейна. Я положил руку рядом, и директор музея закричал от изумления, настолько поразительное сходство. Там есть профессора, специализирующиеся на Рубинштейне. Увидев меня, услышав доклад… И рука, и все вместе…Они ходили за мной толпой!.. Судьба официальной семейной линии Рубинштейна сложилась ужасно. Рубинштейн тоже был женат на русской княгине. В 21 год умер от чахотки их младший сын, в 36 лет, не оставив детей, умер старший. Он тоже сочинял музыку. Старшая дочь Рубинштейна трижды была замужем, и от каждого брака родилось по дочери. (Я повторил это ровно через сто лет: три раза женился, и от каждой жены родилась дочь, значит, что-то такое в этой семье заложено! Мой отец женился четыре раза, и все на своих ученицах.) Музыкой никто по официальной линии не занимался, а по внебрачной линии все музыканты. Мой брат окончил Центральную музыкальную школу при Московской консерватории, впоследствии стал выдающимся оперным режиссером, народным артистом СССР, академиком, профессором ГИТИСа. Мои дочки: Елена — певица, Наталья — пианистка, очень классная, я гастролирую с ними по Европе. Моя младшая дочка, Маша, которая стала известным дизайнером, тоже играла на скрипке. И я ощущаю эту принадлежность. Во мне сидит фамильная жилка, созидательная. — Вы сами стали скрипачом или родители повлияли? Леонид, Тюмень — Брат учился играть на скрипке. Из меня же отец старался сделать пианиста, а мне было скучно. Будучи человеком что называется «не от мира сего», он буквально истязал меня. Я от него спасался под роялем. Отец был очень тучный — пока забирался под рояль, я оттуда выскакивал. Однажды он загородил стульями все выходы из-под рояля, кроме одного, куда влез и задал мне хорошую трепку. Конец этому положила моя мама Валентина Николаевна, женщина замечательного характера, впоследствии она в течение 6 лет была Генеральным директором Центрального телевидения. Отец ее робко называл «тигрица Валенсия"… Однажды в 1938 году отец уехал в Ленинград, где был в жюри конкурса пианистов. Мама заметила, что я беру два карандаша и изображаю игру на скрипочке. Она отвела меня к профессору Бакинской консерватории, который с отцом учился в Питере. Ну и закрутилась моя жизнь. Через месяц приехал отец, услышал с порога, как я играю: «Валя, Кимочка сделал такие успехи!». А Кимочка уже несколько лет играл к тому времени. Когда отец увидел, что это я играю, был дикий скандал. Преступление совершил: бросил рояль, тайно стал заниматься на скрипке! …Через год я играл концерт с детским оркестром. Начал я поздно для профессионала, в 9 лет. Мы переехали из Баку в Москву: я считался вундеркиндом, в 14 лет играл с симфоническим оркестром концерт Мендельсона. Кстати, я вскоре вернулся к роялю, потому что рояль — это почти оркестр, его репертуар намного богаче, эмоциональнее, интеллектуальнее. Я часами занимался на рояле, самостоятельно достиг Второго концерта Рахманинова. Потом, уже будучи лауреатом международных конкурсов как скрипач, внезапно встал на «греховный» дирижерский путь. — Почему вы стали дирижером? Ольга — В 17 лет я прославился в нашей стране как вундеркинд-дирижер. Способности у меня обнаружились случайно. Я окончил Центральную музыкальную школу при Московской консерватории. (Это кузница больших талантов. Сборная всего Советского Союза. 100−150 одаренных детей, которым преподавали профессора консерватории — великие музыканты.) Как скрипач я поступил в консерваторию, стал заниматься у профессора Абрама Ильича Ямпольского, и факультативно занимался у выдающегося дирижера Николая Павловича Аносова, который иногда позволял мне подирижировать двумя роялями, играющими симфоническую музыку. Но помимо уроков нужна была и практика. Тогда директор одной музыкальной школы, которая тоже прибыла в Москву из Баку, разрешила мне поработать в детском оркестре. Им руководил виолончелист Игорь Мартенсен из БСО, а я ему ассистировал — подкручивал колки перед репетицией. Однажды он не смог прийти, и директор предложила мне порепетировать. На следующий раз юные оркестранты сказали, что хотят, чтобы ими дирижировал «наш Антон». — Владеете ли иностранными языками, как объясняетесь с иностранными оркестрами — испанским, тайваньским? Нелли — Тайваньского не будет, я отменил, но там был бы переводчик… К сожалению, я не владею в достаточной степени ни одним иностранным языком. Понимаю отдельные фразы, но сам не решаюсь говорить, потому что мой английский лексикон — хуже, чем фальшиво играющий оркестр. Я отдал должное советскому времени, когда работал железный занавес и иностранные языки были не нужны. — Значит, всегда переводчик? Или есть какой-то универсальный язык музыки? — Да, есть универсальный язык, кое-что из музыкальной терминологии. Я могу сказать итальянское слово, насвистеть, спеть, взять скрипку и сказать больше, чем словами. Могу обойтись без перевода. Но теперь с этим легче, сейчас такое время, что во всех оркестрах мира сидят русские музыканты. Если я не смогу выразить, что мне надо, попрошу их перевести. — Зачем нужен дирижер? В чем состоит его работа? Объясните на пальцах, чтоб было понятно всем. Виктор, Тюмень — Искусство дирижера — всеми признано — это большая тайна, которую не объяснишь «на пальцах». Своеобразный музыкальный гипноз. В Киеве на мои концерты ходил один доктор, специалист по гипнозу. Он заметил: «Самое удивительное: когда оркестр на вас не смотрит — потрясающий концерт. Они все загипнотизированы. Когда у вас биополе ослабевает, вы дирижируете, стараетесь, все на вас смотрят, но результат всегда средний, иногда скучно. Когда ваше биополе — то есть вдохновение, внутреннее, самогипноз — сильное, возникает волшебство, идеальное исполнение». У дирижера должно быть абсолютное убеждение в том, что делаешь, иначе все развалится. Мышление должно быть четким. К тому же дирижерская работа — отчасти педагогика: разъяснение характера музыки, связь каких-то деталей в целое, разбор. Это продолжение профессионального обучения. Когда я приезжаю в опытный оркестр, мне дают три репетиции по 4 часа на целую программу. В такой ситуации, не имея дирижерских данных, ты будешь в тупике: рукой взмахнул, они не сыграли. Причем музыканты в сложившихся оркестрах сразу видят, с кем имеют дело. Если видят, что ты слаб, никогда уже не пойдут за тобой. Поэтому дирижер должен быть очень образованным человеком, учитывать целую серию чисто музыкальных моментов и уметь передать их другим. Если ты знаешь, но не можешь передать — ты не дирижер! — А когда говорят: вчера он гениально дирижировал, а сегодня неудачно — это о чем? — Дирижирование ведь и «самогипноз»? Произведение в тебе вызревает, оно к тебе приходит, и ты начинаешь всем существом ощущать музыку настолько ярко, что можешь на полном эмоциональном пределе минимальными движениями достичь максимума. Должна быть полная концентрация и свобода одновременно. И публика это почувствует: «Сегодня он замечательно дирижировал!». В конце прошлого сезона у нас было два очень хороших концерта «Ave Maria» в органном зале филармонии. Публика сидела так близко, что могла наблюдать мое лицо. Слушатели думали, я могу умереть, им казалось, я на грани срыва — такая самоотдача. Нет, дорогие мои, я не умру в таком случае. Потому что это как в любви — если ты все отдал, то тебе воздастся еще больше! — Какую роль играет в оркестре первая скрипка? Почему перед началом и в конце концерта дирижер пожимает руку первой скрипке? Людмила — Обычно на этом месте сидит сильнейший музыкант. В любом коллективе всегда есть человек, который быстрее других реагирует, контактный человек, с которым устанавливается психологическая связь. Он наиболее импульсивно реагирует на дирижера и является проводником. Поэтому я, да и все дирижеры мира, пожимают руку первой скрипке — концертмейстеру оркестра. — А кто в нашем оркестре первая скрипка? — Елена Анатольевна Стогова. Она как скрипачка, может, даже немного уступает некоторым в оркестре — тем, кто уже лауреаты конкурсов, — но она наиболее восприимчива. Она вжилась в меня. Когда в Большом зале Московской консерватории она отлично исполнила сложнейшие соло, и я ее благодарил: «Спасибо, вы прекрасно сегодня сыграли», она ответила: «Это не я, это вы играли…». — А бывает, что дирижер выкладывается, а оркестр раз — и соскочит с этого гипнотического крючка, и вот они уже играют вразнобой? — Такое случается… Особенно с неопытными оркестрами. — Тюменские музыканты говорят, вы очень ругаетесь на репетициях. — А вы знаете, как режиссеры ругаются на репетициях? Да-да! Самые интеллигентные, тонкие натуры — кроют пятистопным матом. У меня иногда соскакивает, когда я не успеваю сдержаться… …Муштра — да. Я начинаю наседать так, чтоб они не пропускали ни одного нюанса. Ну же, приложите усилия! Будьте артистами! Могу даже припугнуть: «Либо вы будете играть на должном уровне, либо я поеду на гастроли с другим оркестром». Потому что есть приглашения! В 2008 году у оркестра есть возможность отправиться в месячные гастроли по трем странам Скандинавии и в Германию с концертами «Ave Maria». Импресарио из Санкт-Петербурга дважды приезжала в Тюмень. Сказала, оркестру надо подтянуться, в противном случае она наберет музыкантов в Питере, и я поеду с ними, потому что гастроли делаются под мое имя. Но если эти гастроли пройдут удачно, для нашего оркестра они станут ежегодными! Нужно делать эту сложную работу. Она требует усидчивости, постоянного внимания. Нет достижения без напряжения. Высокие достижения приходят к тем, кто работает на пределе. А ругать оркестрантов… Я могу их поучать во время репетиции, но никогда не стану говорить о них плохо публично. Это же сор из избы. — Я бы не стала называть это «сором из избы». Знаю, у «Камераты Сибири» есть постоянные слушатели, почитатели. Эти же люди ходят и на другие концерты, сравнивают с приезжими оркестрами, для них не секрет, что наш звучит слабее. Чем замалчивать очевидное, лучше говорить об этом, объяснять, что и почему… — Сравнения неизбежны, но с кем вы сравниваете? Спиваков, Башмет, приезжают ведь настоящие виртуозы, играющие на прекрасных инструментах! Если так рассуждать, в Тюмени все слабее. Это не значит, что надо захлопнуть дверь и прекратить существование оркестра, театра, выставок… футбольных и хоккейных команд. К тому же у оркестра есть успехи. У нас были блестящие выступления в Москве и Санкт-Петербурге, замечательная пресса, на компакт-дисках выпущены записи концертов в Больших залах московской и питерской консерваторий! Правда, многие сильные музыканты с тех пор уехали работать в Новосибирск, в Екатеринбург. Чтобы укрепить состав, я пригласил трех музыкантов из Магнитогорска, лауреатов международных конкурсов. Пригласить оркестрантов из Москвы или Санкт-Петербурга нереально, я пытался узнавать — у них зарплата в два раза больше, никто в Тюмень не поедет. И, понимаете, здесь нет кадров. Скамейка запасных пуста, особенно после закрытия филиала Уральской консерватории. Вы знаете, что сейчас в колледже искусств один скрипач учится, две виолончели, ни одного альта, ни одного контрабаса?! К тому же у нас были очень хорошие концерты в прошлом сезоне. Нынешний мы начали с интенсивных репетиций. Но если в Малом зале нашей филармонии оркестр звучит полнокровно, то в сложной акустике Большого зала, без необходимого количества предварительных репетиций, музыканты, к сожалению, не успели освоиться к первому в этом сезоне концерту в рамках «Алябьевской осени». И все-таки оркестр движется вперед, я верю, он подтянется, я все для этого сделаю.
