Народный артист России Михаил Козаков – гость "Вслух.ру" и "Вслух о главном" и герой народного интервью.
«Ребята, что там с Грузией происходит, не знаете? Я с гастролями не успеваю за новостями следить. У меня там, в Тбилиси, дочь и внучка», — спрашивает Михал Михалыч у нас. Мы только зашли к нему в номер и сразу начинаем рассказывать последние известия: а мы — что, а они — что. «Да-аа», — протянул Народный артист России Михаил Козаков — гость «Вслух.ру» и «Вслух о главном» и герой народного интервью, — «кино мое еще полежит, похоже». — А что за кино? - Три года назад я снял «Очарование зла» — картину о парижской эмиграции 30-х годов. Марина Цветаева, ее муж Эфрон и их друг Болевич (фамилия прототипа — Радзевич) оказались в Париже. Все трое по собственному желанию завербованы ГПУ. Причем, именно по идейным соображениям. Были и другие люди, кто сами шли и вербовались по причинам материальным. Например, такая известная певица, «курский соловей», как называл ее император, Надежда Плевицкая и ее муж — генерал Николай Скоблин. Они работали агентами НКВД за деньги. Внук Третьякова тоже был завербован. Вера Гучкова, дочь Гучкова из Временного правительства, в силу своего авантюрного характера, вообще училась в школе ГПУ, и это факт. А еще были чекисты-резиденты, которые годами жили за границей. Вот примерно такая история. Все эти факты довольно известны. Вторая тема в картине — любовь. И вся эта идейность и верность идеалам, матераильные расчеты, предательство и подлость пересекается с чувствами живых любящих и страдающих людей. Однако на дворе 37 год, чистка рядов. Сталинский нарком Ежов дает приказ уничтожить чекистов-резидентов (одного из них — Кривицкого, играет мой сын — Кирилл Козаков). Это моя последняя на сегодня телевизионная работа как режиссера. Картина вышла на DVD. Ее видели в Беларусии, Германии, Грузии, Америке… На RТVi фильм дважды демонстрировался. Но, к моему огромному сожалению центральные каналы (фильм купил канал «Россия») фильм почему-то ни в какую не желают показывать, равно, как и объяснять почему этого не делают. Вот вам ситуация. — Михаил Михайлович, в 50−60-е годы на экранах было довольно много красивых лиц — Козаков, Лановой, Юматов, Тихонов и другие. Сейчас в кино редко-редко можно увидеть симпатичное лицо. Неужели красавцы все перевелись? Елизавета А., Тюмень - Вот те на — как это перевелись? А чем лицо Домогарова или Меньшикова хуже Юматова? Лица-то как раз есть. Вопрос в другом, — почему мало личностей в кино. А потому, что нет материала, в котором актер может проявить себя, раскрыться как личность. Как только появляется материал, скажем, «Свои» Месхиева, с очень хорошим сценарием, все играют замечательно — Богдан Ступка, Хабенский, Гармаш, Анна Михалкова. Или, положим, «Доктор Живаго» Саши Прошкина-старшего — тоже все нормально. Я называю те вещи, которые мне нравятся. — Может поэтому возник интерес к историческому кино? - Не знаю, к какому кино какой есть интерес. В любом случае все упирается в драматургию. Вначале было слово — и от этого никуда не денешься: как сделана пьеса, как написан сценарий. И мы, как видится, наблюдаем (за редчайшими исключениями) здесь кризис. Есть, конечно, Улицкая, Пелевин, кто-то еще, но все же достойных авторов, достойных драматургов крайне мало. В основном — макулатура. В театрах есть хорошие спектакли, но нет проблемных пьес. Зато со всех сторон масса заманчивых предложений: пой с нами! танцуй с нами! танцуй на льду! угадай и выиграй мильон! Это еще ладно, но дело доходит до программ, где рассказывают, кто какие брильянты любит и носит: «Я люблююю бриллиантики, ношу их на шейке.». Магия всякого рода — белая и черная, астрология и чародейство. Есть на каждом канале что-то стоящее, интересное, но в целом тенденция такова. — Знаю вас как прекрасного чтеца. Очень люблю слушать в вашем исполнении стихи Бродского, Самойлова. Скажите, на ваш взгляд, есть ли чтецы вашего уровня (или Юрского, Филиппенко) среди артистов поколения 30−40-летних. Есть ли что-то новое в их подходе к этому виду искусства? Мария, Тюмень - Я ведь очень долго занимаюсь этой частью профессии. Пережил вместе с ней разные периоды. В 50−60-е годы это искусство было в фаворе — поэты собирали стадионы, что наверное, было некоторым перебором. На разных площадках СССР успешно работали чтецы разных поколений: за старшим поколением — Мордвиновым, Кочеряном, Аксеновым — шли мы, молодые: Алиса Фрейндлих, Алла Демидова, Юрский — могу назвать десятки имен. В конце 80-х все стало меняться. В то время я работал за границей и в России бывал наездами. Творческие вечера, чтение с эстрады исчезли, было ощущение, что никому это больше не нужно. В последние годы стала образовываться аудитория, причем, не только в Москве. Вновь возник интерес к этому жанру, к встречам с актерами. В филармониях выделяют залы. Записываются диски. Дети теперь не очень любят читать, но любят слушать, и потому аудиозаписи каких-то произведений и для них, и для родителей в некотором роде спасение. Многим нравится в машине поставить хорошую запись. За прошлый год я дал порядка 50 концертов, куда только ни летал в свои почтенные годы: и за Урал, и заграницу. Сделал ряд поэтических программ. Сергей Юрский, Александр Филиппенко, Алла Демидова, Светлана Крючкова тоже успешно работают. Василий Лановой много читает на радио. Но, понимаете, какая штука — у нас фамилии, авторитет. Мы — уходящая натура. Малоизвестному актеру, даже если он хорошо выступает на эстраде не собрать зал. Нужно пробиваться. Думаю, если бы Меньшиков, или Домогаров, или Миронов читали стихи — они могли бы собрать залы. Но всерьез они этим делом не занимаются. Чтение — особое дело. Можно быть хорошим артистом, но никаким чтецом. Кроме дарования должно быть много труда. — Хотелось бы высказать искреннюю зрительскую благодарность очень талантливому и красивому человеку за его яркие воплощения образов, за его труд и любовь к зрителям. Мы были совершенно вами очарованы на авторском вечере, который состоялся осенью 2007 года в Тюмени. Поделитесь, пожалуйста, секретом такой невероятной работоспособности, что является основным двигателем в жизни? Татьяна, Тюмень - Мне, конечно, трудно уже летать, готовиться к встречам. Но я люблю это дело. Если в кино могут быть какие-то ограничения — «не надо это ставить», а играть мне почти нечего, то на эстраде я свободен. У меня есть программа «От Пушкина до Бродского». Но! Я — человек. У меня свои переживания. Боли. И когда выхожу со стихами, я могу выбрать из репертуара именно то, что волнует меня сейчас, в надежде, что это же волнует Тюмень или Брянск. Через чтение передаю свои эмоции. Говорю о том, что сейчас происходит. Могу читать Пушкина про все — про жизнь, социальную несправедливость, нечестность, про горе или любовь. — У антрепризы сложный имидж, к ней многие относятся как к халтуре, чесу по провинции. Похоже, у вас иное мнение. Гульнара, Тюмень Свою создали, чтобы ни от кого не зависеть? - Да, вы совершенно правы. Это мое личное пространство. Я очень долго и мучительно выбираю пьесы. В августе поставил английскую пьесу-комедию «Цветок смеющийся», премьера состоялась 25 августа. Это пьеса 50-х годов, я когда-то ее ставил и играл в ней сам. Теперь мою роль играет Ефим Шифрин. Всего занято 12 актеров. Очень сильный состав: Лена Сафонова, Сотникова, Архангельская… Антреприза требует звезд. И хороших декораций. У нас в спектакле очень дорогие декорации, двухэтажные. При этом надо просчитывать билеты. Понятно, что те, кто ходит в театр, в основной своей массе небогаты. Но и зарабатывать надо. Ищем баланс, прогнозируем успех спектакля, количество публики. Что касается съемок, то ролей в кино для моего возраста, даже в приличном сериале, очень мало. Да и в театре тоже. Халтурой заниматься и не могу и не хочу. Предпочитаю сыграть эпизодики, но в хороших постановках. Вот недавно было предложено две интересные роли. В одном случае сыграл характерную смешную роль — Сальвадора Далевича — странного директора странной школы в «Сказке 21». Мой герой говорит, что папа у него русский, а мама — юрист. Фильм из четырех новелл-сказок для детей и для взрослых о том, что в каждом взрослом есть ребенок. В фильме звездный состав: Михаил Пореченков, Гоша Куценко, Ксения Раппопорт, Костя Хабенский, Григорий Сиятвинда… Во втором случае снимаюсь в приключенческом фильме «Хранители сети» в роли председателя ассоциации банкиров, экс-генерала МВД, человека, который некогда боролся против Щелокова. Думаю, что делать дальше. При том, что у меня много работы и масса программ, а также полуспектакль «Ниоткуда с любовью» по Бродскому, который мы играем в Школе современной пьесы с Володей Качаном. Это поэтический спектакль, с использованием кино- и фотоматериалов, а также рисунков Бродского. — Преподавание не привлекает? - Когда-то я преподавал, в ГИТИСе. В Израиле тоже. К этому надо относиться очень серьезно, как Алла Покровская — лучший педагог Школы-студии МХАТ. Для нее это дело жизни. Или как Константин Райкин, который создал курс, а впоследствии курс вошел своим составом в его театр. — У вас было несколько браков. Не замечали, связан ли каждый из них с каким-то периодом в творчестве? Пришлись ли на «брачный период» особенные удачи, а может, напротив, неудачи? Любовь Николаевна, Сургут - Знаете, это связано только, пожалуй, с отношениями дома. Одна жена понимала и поддерживала, другой, к примеру, было все равно. Ничего такого, никакой закономерности. Личная жизнь у меня идет параллельно с профессией. — Какой кинематограф сильнее: наш или американский? Насколько конкурентоспособно наше кино в мировом сообществе? Если все хорошо, то почему так редко бывают весомые награды? Игорь, студент ТюмГУ - Центр тяжести кинематографа всегда перемещается. Был период, когда все обожали итальянское кино: Феллини, Бертолуччо. Швеция не была особо кинематографической страной, но там был Бергман. Очень сильным одно время был кинематограф во Франции — период Жерара Филиппа. У нас были крупные режиссеры: Эйзенштейн, Козинцев, Ромм, Калатозов, Тарковский, Алексей Герман, Гайдай, Рязанов, Данелия, Ролан Быков, Кончаловский, ранний Михалков. Были прекрасные работы на телевидении, телеспектакли шикарные. Был период, когда центр тяжести перемещался в восточные страны. Однако у меня есть твердое убеждение, что лидером была и есть Америка, как бы мы к ней ни относились. Это закономерно — мощная страна и мощная кинематографическая держава. У них уже в начале того века были великие режиссеры и был Чаплин. — У нас не было никогда своего Чаплина? - Нет, даже близко. Их кинематограф развивался, они создавали корпорации: Дисней, Уорнер Бразерс. Им подвластны любые жанры, в любых масштабах и в любом развороте. У них в активе величайшие режиссеры — Боб Фосс, Форман, Коппола, Орсон Уэлс, великие актеры и великое производство. Ведь кинематограф — это, кроме всего, производство, техника, технологии. И они всегда были впереди. Даже во время депрессии. И потом, они в чем-то самодостаточны. Им вполне хватает своей аудитории. Им нравится собственное кино, хотя они способны оценить и шедевры других. У них ходят в кино, а у нас — похаживают. — Сами часто бываете в кино? - Нет, лишь иногда. Я — книгочей. Читаю много. Это мое любимое занятие. Стараюсь следить за книжными новинками, изучаю литературу о самой литературе. Читаю исторические книги (жена, правда, читает больше, но она — историк). Недавно открыл для себя невероятного писателя — израильского прозаика с русскими корнями Меира Шалева. Его «Русский роман» — о поколении евреев, пришедших в Палестину из России. Шалев считает себя учеником Набокова, хотя мне кажется, что он больше напоминает Маркеса. Прочел норвежский роман, семейную сагу «Полубрат» Кристенсена. Впечатляет. Ищу и обдумываю пьесы. В театрах ставят классику. Сколько «Чаек» у нас летает по стране? Сколько «Вишневых садов»? Почти нет современных пьес приличных. Конечно, остались хорошие драматурги, как факт, — Зорин, Володин, Арбузов, Вампилов, но они в чем-то, как теперь говорит молодежь, «отъехали». Изменилась сама жизнь, изменились социальные условия. Вот в «Современнике» поставили «Пять вечеров», публика смотрит — любят актеров. Но, учитывая фильм Михалкова, учитывая то время, когда пьеса была свежа, нова, остра я бы не взялся. Конечно, бывает режиссерский театр, авторский, актерский. Тем не менее, должно быть некое осмысленное действо, хороший материал, актуальность. Юрский мне как-то сказал, мол, знаешь в чем наша беда? Театр литературы ушел, публика разучилась слушать и думать. Клиповое мышление образовалось. А я человек традиционный, если меня не волнует проблема, которую я играю, мне неинтересно. Вот сейчас мучаюсь, есть три варианта, три пьесы. Страшно ошибиться. — Когда вы работали над ролью Дзержинского, посещали ли его кабинет на Лубянке, изучали ли документы о нем и с его участием? Как вживались? Что думаете по поводу сноса памятников железному Феликсу? - Я вообще не должен был его играть. Но было условие: роль железного Феликса в обмен на разрешение снимать «Покровские ворота». Да-да, вот так. Конечно, я читал книги о нем, документы, переписку, побывал и в кабинете. Неоднозначный человек. Сидел при царском режиме. Дворянин. Поляк. Его отец преподавал математику Чехову. Любил «Фауста». Очень честный. У него были многочисленные романы с дамами. Безусловно, он был личностью. И вот революция. На него взвалили эту тяжелую работу. Нравственно его это не оправдывает, конечно, но все же. — Как и многие, я очень люблю «Покровские ворота». Долгие годы не подозревала, что это ваша прекрасная режиссерская работа. Это ваш любимый фильм? Елена, преподаватель, Тобольск - Знаете, я очень благодарен этому фильму и Зорину за эту пьесу. Я ее ставил в театре. Но если бы меня спросили в сравнении: что интереснее — «Покровские ворота» или «Визит дамы», я бы сказал, по сложности — «Визит дамы». И хотя все фильмы как дети, всех любишь, в особого любимчика я бы выделил «Мою королевскую рать». — Наверняка на съемках «Покровских ворот» было немало курьезов. Съемки были веселыми? - Это было и правда весело, работали в отличном настроении, но без особых курьезов. Были экспромты. Я придумал, например, чтобы Костик то и дело декламировал стихи. — Вы были самым молодым Гамлетом в нашем театре. Роль трудная, как справились? Инга, Тюмень - Белинский с огромным пиететом относился к актеру Павлу Мочалову. Но это не мешало ему утверждать, что НИКАКОМУ актеру не под силу сыграть Гамлета. А мне было 21. Я очень много работал над этой ролью. Очень. Так скажу, четыре года назад я выпустил художественно-документальный фильм «Играем Шекспира». Соединил многих Гамлетов самых разных исполнителей. Наблюдал, как меняется эстетика, прочтение роли. Также представил в фильме разных исполнителей роли короля Лира. Обидно, что фильм только два раза и показали. — Наверняка вы дали в жизни очень много интервью. Помните первое? Наверное, оно было после выхода фильма «Убийство на улице Данте»? - Да, после этого. Спрашивали, как работал над ролью, о планах. Первые интервью были очень коротенькие. Потом, с годами, все длиннее и подробнее. Появились и большие, серьезные интервью в театральных журналах. Издал две книги: «Рисунки на песке» и «Последний звонок». Вообще постоянно пишу. В стол. Эдакие «поденные записи», как называл Самойлов. Видимо, у меня это вместо похода к психоаналитику. — А мы, журналисты, у вас, выходит, тоже вроде психоаналитиков. Или, вернее, случайных попутчиков в поезде… - Похоже, что так.
